Развитие Латвийского Музея современного искусства
1 декабря 2015 года
Уже год, как полным ходом идет работа по созданию Латвийского Музея современного искусства, который ABLV Charitable Foundation, Фонд Бориса и Инары Тетеревых и Министерство культуры общими усилиями откроют в абсолютно новом здании на территории New Hanza City до 2021 года. При этом меценаты без финансовой помощи государства обязались вложить по меньшей мере 30 млн евро в строительство и обеспечение начала работы музея. Трехсторонняя экспертная комиссия этой осенью завершила работу по разработке концепции будущего музея. - Каспарс Ванагс, руководитель художественных программ ABLV Charitable Foundation.
В документе сформулированы основные положения деятельности Латвийского Музея современного искусства: принципы формирования его коллекции, реализации выставок, проведения исторических исследований, а также участия музея в актуальных событиях в мире искусства. Концепция также приоткрывает завесу над различными формами диалога, который будет возможен между музеем и его посетителями. Сейчас видение музея начинает превращаться во что-то более конкретное – ведется подготовительная работа перед объявлением международного конкурса архитектурных эскизов на проект здания будущего музея.
Организацию конкурса вверили команде Malcolm Reading Consultants, о компетенции которой в выборе и привлечении архитекторов свидетельствует ряд успешных проектов – только что завершился архитектурный конкурс, проводимый для Музея Гуггенхайма в Хельсинки, а на всемирной выставке «Экспо-2015» британский павильон получил награду как лучший выставочный павильон с наиболее выдающейся архитектурой. Сотрудничающие с Malcolm Reading Consultants архитектурные бюро уже совсем скоро начнут просматривать документы по концепции музея в поиске архитектурного решения, которое наиболее бы подходило для планируемой деятельности музея. Поэтому мы предлагаем и вам ознакомиться с ключевыми аспектами творческой стратегии будущего музея.
Кажется, что музеи современного искусства в формировании своей коллекции априори должны быть настолько эластичны, насколько многогранны и радикально разнообразны формы современного искусства. Практически это связано не только с теоретическими спорами о том, как расширить поле деятельности музея, но и с рядом вопросов технического характера. Каким образом одни и те же помещения приспособить как для экспозиции крупноформатных инсталляций, которые посетители смогут всячески исследовать, так и для художественных выставок, наводящих на неспешные раздумья? Как обеспечить презентацию видеоискусства в затемненных помещениях, одновременно учитывая и их оснащенность для проведения перформансов, реализация которых требует интимной обстановки без рамп у всех на виду? И какие повороты в развитии современного искусства необходимо предугадать, чтобы инфраструктура здания музея не устарела сразу же после его открытия?
Начиная с шестидесятых годов, когда нью-йоркский MoMA (Museum of Modern Art) включил в свою экспозицию созданные Энди Уорхолом «плакаты» консервированных супов Campbell и нагромождения упаковочных коробок Brillo, провести четкую границу между искусством и «неискусством», музейными экспонатами и бытовыми реалиями стало довольно сложно. К тому же, современные художники охотно работают и за пределами музейной среды, следуя теории «социальной пластики» немецкого художника Йозефа Бойса, корифея послевоенного искусства. Он призывал заменить традиционные материалы для скульптуры (дерево, камень, бронза) «материей социальных процессов», а высеченные, вырезанные, вылитые формы – инструментами гражданского общества: ответственностью индивидов за общие проблемы социума, участием в принятии существенных для общества решений и сотрудничеством для достижения общих целей. Эти примеры иллюстрируют смену парадигмы, которая существенно отличает формы современного искусства от шедевров прошлых столетий и ожидает от зрителя навыков и багажа знаний иного характера.
И все-таки... Чем якобы сложнее в понимании становится современное искусство, тем более парадоксальна постоянно растущая посещаемость музеев и выставок, на которых оно представлено. Где же найти ключ к этому успеху, и насколько опыт работы, накопленный международными музеями, в совокупности с влиянием, оказываемым концептуальным искусством, применим в среде латвийской культуры, где еще относительно недавно царили нормативы идеологического характера?
Одним из объяснений высоких показателей посещаемости музеев современного искусства может служить тот фактор, что последние переняли творческие стратегии современного искусства. Музей перестал быть хранилищем только для шедевров. Сейчас наравне с ними в поле деятельности музеев попадают также на первый взгляд совершенно «обычные» произведения. С течением нашей жизни в насыщенном медийном пространстве и при изобилии визуальных культурных знаков представленное в музее искусство зачастую помогает отыскать будничные бытовые ориентиры. Они поясняют параллели и связь между вроде бы несовместимыми системами художественных образов – графическим дизайном и масс-медиа, модой и потреблением, искусством и коммуникационными технологиями. Изменились и отношения музеев с аудиторией. Поток информации в музеях более не является односторонним. Ряд механизмов социальной вовлеченности наделяет музеи новым предназначением. Теперь они служат в качестве платформ для сотрудничества и обмена опытом: детский музей и семейная педагогия, программы непрерывного образования для взрослых, лектории в партнерстве с высшими учебными заведениями, общества поддержки музейных проектов, волонтерские программы для студентов и сеньоров.
Все вышесказанное также учитывается при работе над будущим музеем. Латвийское современное искусство не исключение – параллельно традиционным формам творчества в нем всегда присутствовали поиски новаторского в привычном. Для наглядности хватит и пары примеров. Они иллюстрируют, насколько разнообразна палитра современного искусства и насколько у музея должен быть эластичный подход к документации произведений искусства, их изучению, а также проведению выставок.
Хардий Лединьш в восьмидесятых годах с группой единомышленников ввел подобную некому ритуалу традицию отправляться по железнодорожной насыпи из центра Риги в Болдераю навстречу неожиданным ситуациям, которые открыли бы для участников похода новое видение городской среды, в которой они живут. Основанный Расой и Райтисом Шмитами коллектив сетевого искусства E-Lab еще в далеком 1997 году создал интерактивную потоковую радиоплатформу в Интернете, за которую впоследствии был награжден призом престижного международного фестиваля Ars Electronica. Катрина Нейбурга в видеосюжетах в эфире LNT, выдержанных в стилистике реклам TV Shop, в свое время популяризировала чайный гриб как выращенную в домашних условиях альтернативу «кокаколонизации» и необдуманному потреблению. В свою очередь, Айгарс Бикше в рамках Рижского архитектурного бьеннале в 2004 году на Большом кладбище обустроил компьютеризированное «Бюро матушки-природы» как мемориальный знак захоронениям, стертым из исторической памяти горожан после превращения кладбища в парк.
Как в случае с Большим кладбищем, из исторической памяти постепенно ускользают еще совсем недавно естественные для всех объекты визуальной культуры – семейные фотоальбомы в тяжелых кожаных обложках, вклеенные в тетради газетные вырезки про див с телеэкрана, тетради для чистописания. На их место пришли Instagram, YouTube и Facebook, а также воплотившееся в жизнь предсказание Энди Уорхола о том, что «в будущем каждый сможет получить пятнадцать минут славы». Стремительные изменения, не обходящие стороной и мир искусства, лучше всего характеризует фотография. Подсчитано, что с момента ее появления в 1839 году и до 2011 года в целом сделано около 3,5 миллиардов фотографий, из которых только за последние двенадцать месяцев было отснято около десяти процентов. В течение последних четырех лет объем фотографий настолько возрос, что, по прогнозам экспертов, только в 2015 году будет отснят еще целый миллиард (Infotrends 2014 Worldwide Image Capture Forecast). Фотограф корейского происхождения Сын Ву Бак (Seung Woo Back) в этом контексте очень метко сравнил фотографирование со «стрельбой из водного пистолета под водой».
Латвийскому Музею современного искусства, как и прочим, придется считаться с фактом будущего, а также с тем, что самой существенной сферой деятельности музея – наравне с изучением и хранением произведений искусства – является работа над созданием повествования, основанного не на «собственном значении» художественных работ, а на анализе контекстов, которые и придают смысл. Этим рассказам следует быть переменчивыми и эластичными в диалоге с разными сегментами аудитории, равно как и побуждать переосмыслить традиционное представление об иерархии культур.
Поэтому планировка музея не предусматривает четкого разделения выставочных залов по функциям: для постоянной коллекции и сезонных выставок. Экспозиции будут дополнять друг друга – таким образом, музей будет попеременно делать акцент как на высококлассных передвижных выставках, организованных партнерами международного масштаба, так и на отобранных приглашенными кураторами экспозициях из собственной коллекции музея. Латвийский Музей современного искусства сможет выступать в качестве места как для разного рода перформансов и фестивалей экспериментальных фильмов, так и для персональных и групповых выставок общества латвийских художников. Поэтому коллектив музея изначально планируется как основа для самых разнообразных форм сотрудничества – кроме служебных помещений в проекте здания предусмотрен офис общего пользования, в котором под началом музея над краткосрочными проектами будут работать творческие команды pop-up, привлекая к реализации программ профессионалов из других сфер.
Учитывая особую пестроту современного искусства и все большее количество произведений, специфичных как для коллекционирования, так и для архивирования, можно только гадать, как именно будет выглядеть программа музея современного искусства через десять и более лет. Возможно, в век всеобщей дигитализации, в котором будут господствовать информационные технологии, музеи получат особый статус, поскольку предложат «аналог» эстетического переживания, для которого будет необходимо телесное присутствие зрителя. Оторвавшись от реальности, мы захотим воочию соприкоснуться с миром искусства и без посредников познакомиться с прочими его почитателями. Возможно, в будущем музей превратится в излюбленное место встреч.
В этом плане Латвийский Музей современного искусства участвует в своеобразном диалоге с началом начал рижских музеев, связанного с именем врача и путешественника Николауса фон Химзеля. После смерти Химзеля, когда его коллекция перешла в собственность города как дар, Рижская ратуша в 1773 году основала Музей Химзеля, который предоставил возможность поближе рассмотреть и изучить окружающий нас мир, казавшийся до этого таким необъятным. До сегодняшнего дня сохранилось около ста предметов из коллекций Химзеля: вырезанные из кости шахматные фигуры с Дальнего Востока, трубки для опиума, украшенные ажурными орнаментами кокосовые орехи из Африки, портреты уважаемых в обществе людей и написанные художником К. Т. Феххелмом виды Риги. Мы уверены, что и Латвийский Музей современного искусства впишется в панораму New Hanza City и послужит не только в качестве осязаемой связи между латвийской культурой и остальным миром, но и поможет нам по-другому взглянуть на нашу собственную реальность.
Фотография: Кристапс Калнс, Dienas mediji